— Да, я теперь всё поняла, — продолжала Дарья Александровна. — Вы этого не можете понять; вам, мужчинам, свободным и выбирающим, всегда ясно, кого вы любите. Но девушка в положении ожидания, с этим женским,
девичьим стыдом, девушка, которая видит вас, мужчин, издалека, принимает всё на слово, — у девушки бывает и может быть такое чувство, что она не знает, что сказать.
Ушли все на минуту, мы с нею как есть одни остались, вдруг бросается мне на шею (сама в первый раз), обнимает меня обеими ручонками, целует и клянется, что она будет мне послушною, верною и доброю женой, что она сделает меня счастливым, что она употребит всю жизнь, всякую минуту своей жизни, всем, всем пожертвует, а за все это желает иметь от меня только одно мое уважение и более мне, говорит, «ничего, ничего не надо, никаких подарков!» Согласитесь сами, что выслушать подобное признание наедине от такого шестнадцатилетнего ангельчика с краскою
девичьего стыда и со слезинками энтузиазма в глазах, — согласитесь сами, оно довольно заманчиво.
Это была та же самая стремительная Катя, которая кинулась тогда к молодому развратнику, чтобы спасти отца; та же самая Катя, которая давеча, пред всею этою публикой, гордая и целомудренная, принесла себя и
девичий стыд свой в жертву, рассказав про «благородный поступок Мити», чтобы только лишь сколько-нибудь смягчить ожидавшую его участь.
«Шеромыжник, болван, неученый холоп!
Чтоб тебя в турий рог искривило!
Поросенок, теленок, свинья, эфиоп,
Чертов сын, неумытое рыло!
Кабы только не этот мой
девичий стыд,
Что иного словца мне сказать не велит,
Я тебя, прощелыгу, нахала,
И не так бы еще обругала...
Что, она не хочет идти? Не бойся, господин, она пойдет и будет любить тебя… это просто
девичий стыд, господин! Вот Я подстегну ее этим концом веревки — хочешь, Я доведу ее до твоей опочивальни, до самого твоего ложа, добрый господин? Возьми ее с веревкой, веревку Я отдаю даром, но избавь Меня от небесной красоты! У нее лицо пресветлой Мадонны, она дочь почтеннейшего Фомы Магнуса, и они оба украли: один свое имя и белые руки, другая — свой пречистый лик! Ах!..
— Я Алеша, твой названый суженой, нас детьми старики на словах повенчали; забыла меня, вспомни-ка, я из вашего места…» — «А что говорят обо мне в вашем месте?» — «А говорит людской толк, что ты нечестно пошла,
девичий стыд позабыла, с разбойником, душегубцем спозналась», — говорит мне Алеша смеясь.
Неточные совпадения
«Кому я отдалась, на кого расточила я свои чистые
девичьи ласки!» — должна думать теперь несчастная девушка, и
стыд горькой ошибки будет преследовать ее сильнее и дольше, нежели печаль об утраченной невинности.
— Ведь скромница была, как жила у отца, — рассказывала старуха, — а тут девка из ума вон. Присунулся этот машинист Семеныч, голь перекатная, а она к нему…
Стыд девичий позабыла, никого не боится, только и ждет проклятущего машиниста. Замуж, говорит, выйду за него… Ох, согрешила я с этими девками!..
— Молодо-зелено — погулять велено, — заступился Кишкин, находившийся под впечатлением охватившей его теплоты. — И
стыд девичий до порога… Вот это какое
девичье дело.
Стыд-то свой
девичий сама износит, а младенческую душеньку ухранит.
— А стыда-то,
стыда сколько напринимались мы в
девичьей, — рассказывал в темноте баушкин голос.
Могу ль, скажи, предаться я тебе,
Могу ль, забыв свой род и
стыд девичий,
Соединить судьбу мою с твоею,
Когда ты сам с такою простотой,
Так ветрено позор свой обличаешь?
— Отвяжись, худая жисть! — притворно ругался Мишка. — Я вот ужо доложу генеральше, так будет тебе от нее два неполных. Не
девичье это дело на чужих мужиков глаза пялить. Надо и
стыд знать…
Честь мою
девичью мне легче бы было кинуть разбойнику в лесу, чем ему — так с меня спрашивать тоже много нечего: грешница, али праведница через то стала, а что
стыд теперь всякой свой потеряючи, при всем народе говорю, что барская полюбовница есть, и теперь, значит, ведите меня к господину — последней коровницей али собакой, но при них быть желаю, а уж слушаться и шею свою подставлять злодею своему не хочу.
Словно две зари души красной девицы, — промолвила, смеясь, Катерина, — одна, что первым
стыдом лицо разрумянит, как впервинки скажется в груди одинокое
девичье сердце, а другая, как забудет первый
стыд красная девица, горит словно полымем, давит
девичью грудь и гонит в лицо румяную кровь…
На подушках остался след ее головы, и она испуганно хотела взбить их, чтобы уничтожить впадину, но раздумала, — и всю ночь, стыдливо кутаясь в жесткое больничное одеяло, сгорая от
стыда, от счастья, от любви, целовала свою беленькую
девичью подушку.
— Будь, — говорю, — Марфушка, со мной откровенна; вот тебе клятва моя, я старик, имею сам детей, на ветер слов говорить не стану: скажи мне только правду, я твой
стыд девичий поберегу, даже матери твоей не скажу ничего, а посоветую хорошее и дам тебе лекарства.
Все ему отдала беззаветно,
девичьей чести не пожалела, стыда-совести не побоялась, не устрашилась грозного слова родительского…
Сама навяжусь, забуду
стыд девичий…
А немало ночей, до последних кочетов, с милым другом бывало сижено, немало в те ноченьки тайных любовных речей бывало с ним перемолвлено, по полям, по лугам с добрым молодцем было похожено, по рощам, по лесочкам было погулено… Раздавались, расступались кустики ракитовые, укрывали от людских очей
стыд девичий, счастье молодецкое… Лес не видит, поле не слышит; людям не по что знать…
— Желанный мой, ты жив! — воскликнула радостно Настасья и, забыв
стыд девичий, бросилась ему на шею.
Я забуду
стыд девичий, упаду на грудь его, обовью его моими руками и мы умрем вместе».
Но тотчас же он вспомнил, как неожиданная молния осветила полураздетую Исанку. И откровенная, сосущая, до тоски жадная страсть прибойною волною всплеснулась в душе и смыла все самоупреки: сладко заныла душа и вся сжалась в одно узкое, острое, державное желание — владеть этим
девичьим телом. Только бы это, а остальное все пустяки. И уже далеко от души, как легкие щепки на темных волнах, бессильно трепались самоупреки,
стыд, опасения за последствия.